Музыковед Наталия Энтелис: «Музыку нужно чувствовать, и моя задача – помочь людям сделать это»

Концерты с участием санкт-петербургского музыковеда, выпускницы историко-теоретического отделения Ленинградской консерватории, члена Союза композиторов России Наталии Энтелис всегда вызывают большой интерес как у юных слушателей, так и у взрослой публики.

Наталья Леонидовна – ведущая и автор сценариев проекта «Академия юных театралов» Государственного академического Мариинского театра, ведёт работу в Большом и Малом залах Санкт-Петербургской академической филармонии им. Д. Д. Шостаковича.

С Вологодской филармонией Наталия Энтелис сотрудничает более десяти лет, являясь ведущей музыкальных вечеров и автором детских программ.

Колоссальный опыт, профессионализм, лекторский талант, любовь к публике и личное обаяние Наталии Леонидовны делают абонементы «Воскресные музыкальные удовольствия» и «Музыкальный салон Наталии Энтелис» особенно популярными у вологодских слушателей. Тонкое, эмоциональное повествование, каждый раз по-новому раскрывающее особенности творческой программы, увлекает слушателей в загадочный мир музыки и создаёт атмосферу душевного разговора.

Специально для Вологодской филармонии Наталия Леонидовна дала интервью, в котором рассказала о миссии просветительства, о замысле и особенностях построения авторских программ и о секретах успешного диалога со слушателями.

– Наталия Леонидовна, скажите, пожалуйста, как Вы начали сотрудничать с Вологодской филармонией?

– У меня было много работы в Петербурге, но когда поступило приглашение от руководства Вологодской филармонии, я согласилась. В Вологде жил мой большой друг Морис Шлемович Бонфельд, и я решила делать программы для Вологды в память о нём. Кроме того, мне очень понравились музыканты филармонии, нам стало интересно работать вместе, а публика отвечала взаимностью.

– Почему Вам близка просветительская деятельность?

– Я всегда хотела заниматься исследовательской работой, писала интересный диплом на редкую тему. Но у меня было такое качество – я умела разговаривать с людьми. В дипломе было написано не только «преподаватель теоретических дисциплин», но и «лектор».

После окончания обучения я получила распределение в Ленинградскую областную филармонию в качестве лектора-музыковеда. Но не хотела быть музыковедом. Тогда обстоятельства сложились удачно: моя подруга искала человека, который сможет поехать преподавать вместо неё в Псковское музыкальное училище. И я поехала. Когда я проработала там год, мне поступила просьба от Ленинградской областной филармонии вернуться обратно. Им нужен был лектор. В то время просветительская работа казалась мне совершенно непривлекательной, я просто погибала от этой деятельности.

Но однажды произошёл необычный случай, который поменял моё отношение к профессии. Мне дали тему «Я верю в справедливый суд будущих поколений», посвящённую Чайковскому и названную цитатой из его письма. Артисты не знали, что программа по Чайковскому, и, исходя из формулировки, решили, что она – или ко дню милиции, или как-то связана с судом. Мы пришли в школу, где должны были дать концерт. Там нас встретила завуч, сказав: «Мы подготовились, я провела беседу о творчестве Чайковского. Переодевайтесь, через 20 минут мы ждём вас в этом зале». Она ушла, а мои артисты остались с поистине удивлёнными лицами. Действительно, Чайковский! Они не были готовы к такому повороту событий. Самое близкое к Чайковскому из всего, что было в программе – «Ты моя мелодия» Пахмутовой.  В то время замены концертов не одобрялись, с этим было очень строго. Нужно было спасать ситуацию, и я нашла выход. После концерта завуч подошла ко мне и сказала: «Концерт замечательный, тема великолепно раскрыта. Только я не понимаю, почему не было музыки Чайковского?». Я объяснила: «Тема звучит «Я верю в справедливый суд будущих поколений», поэтому в ней мы хотели показать, как композиторы будущих поколений развивают заветы Чайковского, которые он оставил в своём творчестве».

После этого меня посчитали очень головастой. Работа закипела. Где только я не работала лектором: и на кожевенно-обувной фабрике, и в убойном цехе мясокомбината, и в колонии для малолетних преступников, и в тюрьме, и на полевом стане, и даже в коровнике. Работая в таких необычных условиях, я научилась очень важной вещи – любить свою публику. Мне хотелось только одного – так что-то рассказать, чтобы это запало людям в душу.

– Как возникают идеи Ваших программ? Как Вы разрабатываете сценарий?

– Я думаю о публике – что ей может быть интересно, об артистах – что они могут исполнить. Затем беру лист бумаги и рисую горизонтальную линию – время концерта, где ставлю композиции в определённом порядке. В каждой программе должен быть сюжет, который связан с музыкальными темами. Это можно сравнить с художником, который пишет картину. Сначала он делает наброски, затем расставляет фигуры, иногда меняет их местами.

Я считаю своим долгом следующее: будучи человеком с высшим образованием, знающим, что сказать для статьи в музыкальном журнале, я ни в коем случае не должна снижать эту планку вне зависимости от подготовленности слушателей. Важно найти нужную форму подачи и нужные слова, порой и без применения терминов. Последнее оказалось самым трудным. Термины и музыковедческие ходы – как костыли, от них сложно избавиться, но ведь слушателю важно совсем другое – внутренняя драматургия, соотношение с духовным обликом композитора, особенностями его биографии. Поэтому я всегда стараюсь поместить музыку, о которой говорю, в контекст эпохи, стараюсь нарисовать такую картину, в которой музыка станет слушателям ближе и понятнее. 

– Наталия Леонидовна, а как Вы узнаете, что интересно публике?

– Во мне живут два слушателя. Когда я пошла на концерт в качестве  слушателя – то воспринимаю музыку одним образом, если же веду ту или иную программу и сижу на сцене во время исполнения произведений, то слушаю музыку вместе с залом, так, как они. Иногда я очень сержусь на Бетховена, если у него очень длинная разработка. Я понимаю, что слушатели могут не воспринять это, и мысленно говорю Бетховену: «Давай же иди к репризе, сколько можно модуляций».

Не ошибаться в выборе произведений мне помогают композиторы. Он делятся на тех, кто думает о своих слушателях, и на тех, кто не особенно о них думает. Последние могут быть абсолютно гениальными. Так, говорят, Игорь Стравинский – мировой гений. Но я бы никогда не сделала программу из его произведений на такую демократическую аудиторию, так как он думал не о публике. Другое дело Чайковский: сколь угодно сложные идеи в его музыке выражены таким языком, что захватывают любого слушателя. Он думал о публике – о тех, для кого писал.

– Как правильно знакомить детей с музыкой, вне зависимости от уровня их музыкального воспитания?

– Я считаю, что ребёнок не должен понимать музыку, музыка – не аналитический предмет. Понимать нужно, например, то, что не нужно трогать горячий чайник. Музыку нужно чувствовать, и моя задача – помочь сделать это. Я не согласна с тем, что детей нужно учить постигать великую музыку. Сколько я живу, столько могу слушать Баха, и он всегда будет открываться мне по-новому. Но у меня, как и у всех взрослых людей, есть большой опыт. Дети же могут усвоить только одно: «Я – маленький, а Бах – огромный». Это и нужно им показывать. Я могу сказать ребенку: «Представь, как будто перед тобой океан. Ты сделал первый шаг в воду, замочил ступни океанской водой и увидел, какой он огромный. Но иди обратно, ведь ты еще не умеешь плавать. Не нужно идти вглубь Баха, ты утонешь. Когда-нибудь ты сделаешь несколько шагов в этом океане, затем еще больше, потом зайдешь по пояс, и только тогда, когда ты научишься в жизни многому, ты сможешь «вплыть» в этот океан».

Евгения ЛАПЦОВА